Упавший дождь станет океаном, который вернет воды небу. Все есть круг - и смерть тоже пляшет по кругу. Я чувствую, тучи сгущаются, а сезоны меняют друг друга непредсказуемо. Есть древнее пророчество, дитя, что с неведомой земли придет другой человек и принесет с собой конец всему миру.
Тогда смерть будет плясать со всеми нами.
авторский мир в антураже ренессанса. в игре сентябрь 1484 года, сезон чёрной земли.

DANCE MACABRE

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DANCE MACABRE » play with fire » backbone


backbone

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

backbone
моника и маддалена   —   деллы   —   март'1484 [сезон стекла]

https://i.imgur.com/pagJzyS.jpg

+3

2

Видимо забыла Моника - так не вовремя, так неосторожно и опрометчиво стерлись из памяти напевы певцов и пожелтевшие страницы романов стихотворных: не каждая история о вечной любви может иметь счастливый конец. Слезы катятся горькие по щекам, заливая платье цвета морской лазури, растворяясь на нем словно в чем-то родном. Последняя отчаянная попытка ее, стараясь вызвать в Марко хоть что-то человечное и любящее, разговоры, ее мольбы на коленях в пустых надеждах пробудить в нем любящего и чудесного брата - обычный смешок по сравнению с тем, что происходит сейчас. Обычно такая смешливая и улыбчивая, сейчас она - тень собственная, поглощенная отчаянием и болью, неземной кажущейся. Страх подтачивает изнутри, выматывая, силы последние забирая.

Жизнь ее последние годы раскачивается, словно маятник. Сколько и ей отведено, прежде чем она поддастся окончательному безумию? Неужели наслаждается страданиями девичьими ее верховный мучитель, не желающий отпустить ни Монику, ни семью Гравезе? Неизвестность в душе нарастает как снежный ком и мучает больше, чем все неприятности, что обрушились так стремительно. Страшными кажутся теперь ей слова о любви до гроба: смерть ей отведенная за проступок, грудь где-то изнутри царапающая, заставляет выть хуже волков лесных. В любовь ей верить более не хочется, но хочется верить в спасение.

Ей бы спрятаться как в детстве в подол материнский, почувствовать на себе теплые руки матери, от всех напастей и ветров укрывающие. Моника в отчаянии понимает, что осталась совсем одна наедине с чередой неприятных событий, что постепенно рушат и жизнь, и сознание. Выговориться бы кому-то близкому, такому знакомому и родному, но служанку Феличе таковой назвать нельзя, пусть и была она нянькой ее все годы юношеские, а брат отдаляется слишком стремительно и теперь уже не сможет унять ту боль душевную, что сам ей и нанес. Он виноват не меньше ее - Моника понимает это прекрасно, но обвинить никак не может: будто застывают слова эти на языке, проникая в горло и вызывая новый приступ рыданий. Слишком заигравшись в счастье иллюзорное, потеряли они уже давно самих себя. И смогут ли найти вновь в друг друге то, что было так дорого раньше?

Всегда Монику воспитывали так, что переносить собственные несчастья нужно достойное и стойко, посему корит себя княжна за свои слабости, с которыми справиться не смогла и которые не должна больше показывать... теряется в собственных мыслях, что сорняками в голове проросли, мечется в них от одной к другой, чувствуя от каждой свои опасности. Может, уговорить Мадду выдать ее замуж за обедневшего старика-барона и уехать, чтобы более не видеть здесь ничего? Или же вообще сбежать? Боязно и то, и другое... нет, нет! Не растили ее такой, не заставляли склонять голову перед бурей надвигающейся, не верили родители, что она не сможет выстоять, не сумеет. Если уж случилось - значит, выход есть. Нужно просто найти его как можно скорее, но как?

Маддалена. Моника не до конца осознавала, что происходит с ней сейчас, не до конца была уверена, но... сестра же сможет помочь, так ведь? Как бы ни была сильна ее злость на мачеху, она ведь никогда Монику не покидала, никогда не обидела словом или делом. Просто... ну так уж вышло - время для их сближения было безвозвратно упущено в детстве и юности. Однако, честь и слава дома Гравезе - это двигало Маддаленой, что взяла временно в свои руки управление княжеством, то, что заставляло ее хоть как-то поддерживать в семье хрупкий мир, что сейчас оказался разбит и который только и нужно, чтобы собирать по кусочкам. Но разве это так трудно сделать двоим? Гораздо легче, чем одной.
Пока Моника ещё не была окончательно приготовлена ко сну: закутаться потеплее в шаль, обуться, чтобы не подхватить внезапно простуду и пойти отыскать сестру в ее комнатах. Она ведь испытывала, возможно, счастье любви и ее опасность - может, и найдется у нее слово утешения и защита для младшей сестры? Расскажет ли она ей когда-то то, что рассказала ей, возможно, тетка или кузина Саломея, уже успевшая побывать дважды вдовой?

Легкий стук, тихий и такой нерешительный. Почему-то Моника уверена, что сестра ее не прогонит. Она всегда слушала ее, хоть немного...
- Мадда, я надеялась, что ты еще не спишь. Мне нужно поговорить... - наверное, сестра отлично поняла ее страх. Это перед другими было легко держать лицо - придворные, слуги - но не перед собственной семьей, - я до конца не уверена, но... - пауза, задумавшись, не делает ничего хорошего. Почему-то вновь думая, как все преподнести, Моника начинает думать о самом худшем: воздух в комнатах в одно мгновение вязким становится, легкие стискивая и заставляя задыхаться. Не выдержав натиска подступающих рыданий, падает она на колени перед сестрой, словно уже собирается молить о прощении:
- Я виновата, сестра, я знаю! Марко и я... так получилось, Маддалена, прости меня! -  покусывая бледные от страха губы, не в силах более Моника сдерживать рыдания, пытается всхлипы подавить шумные, что мешают ей говорить, - мы согрешили и... у меня нет кровотечений уже месяц. Пожалуйста, сестра, мне не к кому больше идти! - заплаканное лицо поднимая на сестру, Моника все же не поднимает глаз, боясь столкнуться с ее взглядом, - помоги мне, пожалуйста, прошу!

Отредактировано Monica Graveze (2020-05-14 19:53:08)

+3

3

[indent] День Маддалены был расписан поминутно, да и один от другого мало чем отличался. Она вставала рано, чуть позже рассвета. Всю первую половину дня занимала работа с первым министром Лассаром, который помогал княжне управлять Деллами, пока брат позволял себе занимать титул князя, позоря семью Гравезе. Первый министр стал для Мадды не просто наставником: ночи, хоть и не каждую из них, она предпочитала проводить в его обществе. Этот факт мало заботил кого бы то ни было, хоть девушка и уже давно не молодой мужчина ничего не скрывали. О Лассаре не хотели вести пересуды, потому что боялись. О Маддалене же говорили всякое, при этом люд был настолько разнообразен на выдумки, что интрижка с первым министром на этом фоне была ничтожной. Княжну не любили в Деллах; к ней относились с легким холодком, даже называли Ледяной госпожой, но слушались, ведь она все еще оставалась Гравезе и навсегда останется от фамилии, давшей этому городу вторую жизнь.
[indent] После обеда Маддалена была предоставлена сама себе. Обычно в это время ее не беспокоили. Она могла ходить по городу, без стражи, потому что ее лицо все еще было незнакомо народу, а платье можно поменять на обычное, да и украшения снять. Оставаясь незамеченной, Мадда могла рассматривать город, вспоминать его и пытаться вновь почувствовать это место домом. Нередко она посещала стройку моста, подолгу разговаривала с Антонио, привезенным ею из Ардоней бывшим рабом, что был наделен талантом инженера. Он рассказывал ей об особенностях величественной конструкции, о новых приемах, которые он придумал для того, чтобы эта огромная мраморная махина держалась над водой. Если же Антонио был занят, Маддалена не смела ему мешать, приравнивая его работу к настоящему новому искусству. Княжна Гравезе находила себе и другие занятия: читать новые пьесы, небольшие книги с которыми привозились из других княжеств, заниматься изучением новых философских трудов и поэтических творений. Ей нравилось проводить время в цехах портных, и хоть могла она находиться лишь лично у модельера в кабинете, ей нравилось выбирать ткани, рассматривать эскизы. Мода была ее слабым местом и нежным увлечением; ей доставляло удовольствие подбирать мелкие детали к своему платью, искать вдохновение для узоров. Она не была творцом в полной мере. Ей не была дана сила создавать произведение искусства из ничего. Но Маддалена ощущала себя новым человеком, таким, что может создавать новое хотя бы в своем воображении, а затем доверять мастеру саму работу.
[indent] Сегодняшний день не заладился с самого утра. Погода стояла премерзейшая. Мелкий дождь отбивал каплями ритм о мутные воды Разлива. Проснувшись, Маддалена увидела состояние природы из окна и тяжело вздохнула: сегодняшние планы о посещении стройки моста откладываются. Хуже мог быть только княжеский совет. И, конечно, он должен был состояться именно сегодня. Марко запаздывал. НЕ в первый раз, и уж точно не в последний. Маддалена знала, где он провел предыдущую ночь. Было несложно догадаться, ведь покои Моники находились достаточно близко к покоям, некогда принадлежавшим Церамине - матери Мадды. Теперь здесь жила сама княжна. Не заметить Марко, распевающего на весь дворец песни, идущего к своей любимой, было невозможно. Маддалена старалась игнорировать и порочные братско-сестринские отношения, и, казалось, само существование Марко. К сожалению, подданные так не могли. На совете от Марко требовалось всего поставить подпись и печать. Все остальное Маддалена уже сделала за него. Сегодняшний совет был еще и сложен для княжны, ведь рассматривался бюджет казны, а все это - цифры. Девушка с детства была с цифрами "на Вы", ей тяжело давалось и понимание времени, и расстояний, и всех этих бесконечных записей и вычислений в казначейской книге. По секрету, всеми денежными делами Делл заведовал первый министр Лассар, пользуясь доверием и уважением старшей княжны Гравезе. Она всецело возложила на него обязанность работать с числами, сама лишь иногда пыталась вникнуть в бухгалтерские книги. Это отнимало много сил и внимания юной особы. И все то, что обсуждалось утром на совете, вымотало Маддалену окончательно.
[indent] К концу дня девушка могла лишь читать "О любви и жизни без любви" уже почившего философа Кединга Уорда. Ей нравился этот трактат своей условностью и возможностью трактования, и каждый раз, когда Мадда возвращалась к этому труду, она по-новому воспринимала написанное. Сейчас, например, думала о сестре и брате и об их любви. И это угнетало княжну еще больше. Она опасалась за единственных настолько родных ей людей. Они - ее семья, а значит самое дорогое, что Мадда имеет.
[indent] Вечер уже укутал город на Разливе в свои темные объятия. Дождь продолжал изредка бить в дворцовые стекла. Маддалена, уставшая и готовящаяся ко сну, отослала записку Лассару, состоящую всего из двух слов. «Не приходи», - выведенные пером размашистым почерком, они сулили первому министру одинокий вечер. Мадду начинали тяготить эти отношения. В них не было того, что описывалось в труде господина Уорда. Вряд ли княжна вообще хоть когда-то испытывала что-то подобное, даже отдаленно напоминающее. Она однажды уже влюбилась, но это была не любовь.
[indent] - Любовь не бьет сердец, - прочитала вслух она, а затем отложила листы на тумбу.
[indent] Княжна уже забралась под одеяло, но сон не приходил. Ее терзали обрывки мыслей, не дававшие уснуть. В дверь постучали; тихо и нерешительно. Мадда сразу догадалась, кто пришел к ней. Она зажгла свечу, подошла к двери и открыла. Моника была сама не своя. Беспокойная, растерянная. Маддалена почему-то сразу подумала, что разговор не сулит ничего хорошего. Моника, миловидная и для своей сестры вечно маленькая, вдруг падает на колени и начинает рыдать.
[indent] Маддалена поняла все. Она осознает, что это сулит для семьи. И это худшее, что могло произойти. Моника понесла от Марко. И после этого открытия внутри головы Мадды начинает зудеть боль, отдавая в вески и перехватывая обручем голову. Княжна опустилась на колени рядом с сестрой, обнимая ее, как раньше не делала, гладя по волосам, пытаясь прекратить истерику младшей, пытаясь собрать все ее слезы в свою ночную рубашку. Маддалена тихонько пришептывала слова успокоения, чтобы помочь сестре прийти в себя. Через несколько минут, обняв младшую Гравезе за плечи, Мадда усадила ее на свою кровать, а сама села рядом, повернувшись к Монике.
[indent] - Я не буду упрекать тебя сейчас. Но ты должна понимать, что вы с Марко натворили, - оглушающим полушепотом произнесла она; голос княжны будто бы охрип, стал ниже и заполнил собой все пространство комнаты, хотя сказано было тихо. - Моника, - Мадда, пожалуй, впервые обращалась к сестре по имени, - нам придется что-нибудь придумать, чтобы защитить семью. Чтобы защитить Марко и тебя. - Маддалена немного помолчала, и добавила, - И ребенка.
[indent] Старшая заглянула в заплаканные глаза сестры и увидела в них совершенно способную разобрать смесь чувств. Мадда понадеялась, что среди них есть благодарность. Она не понаслышке знала, чем может обернуться аборт для юной девушки. Княжна серьезно и строго посмотрела на сестру, но тон свой не изменила:
[indent] - Пообещай мне быть откровенной и готовой на все, что я скажу. Это важно, Моника! От этого зависит жизнь всех нас.

+4

4

Связь ее греховная, конечно, раскрылась бы рано или поздно цветком ядовитым, но не предполагала Моника, что это будет столь скоро. В ее отношениях с Марко было больше дыма, чем огненной страсти; огонь словно пожирал изнутри, едва стоило осознать, как опасна и как запретна эта затея. Юное сердце Моники желало любви и внимания, и так уж вышло, что именно Марко смог быть рядом в столь сложные моменты. Кажется, их уже не спасти, да никто и не станет этого делать.
Или, возможно, Маддалене, что со страхом и жалостью смотрит глазами цвета мёда, не все равно? Пожалуйста, сестра, если бы ты только могла...

Воздуха все еще не хватает. Моника жадно вдыхает его, но не наполняются легкие до конца, выдыхает шумно со всхлипами. Марко, милый брат, змей-искуситель из легенд, подавший отравленное яблоко... слишком горько теперь осознавать, что довел он ее до плахи. Больнее и оттого, что не смогла не поддаться она речам сладостным и рукам сильным и нежным. Как ей хочется сейчас вновь оказаться рядом с ним, рассказать все, что на душе скребется кошками, ощутить поцелуй требовательный на нежных девичьих губах. Если бы не последствия, кто знает, смогла бы она так резко от всего этого отказаться?

- Я... я не уверена до конца, но мне кажется, что я действительно ношу ребенка. Я боюсь звать повитуху. У... - осекается Моника, на мгновение задумываясь, стоит ли говорить это Мадде, - у мамы было так же. Не было крови и по утрам тошнило даже от любимых перепелов. Но всего несколько месяцев, до того, как случился выкидыш.
Княгиня Петронилла действительно была беременна, всего за год до смерти. Поговаривали, что это был мальчик - еще один наследник, которого так желала подарить князю деллийскому. Возможно, поэтому и совершила самоубийство: не смогла вынести потери, не перенесла горя, не справилась...
Возможно, посчитает эти страхи Маддалена слишком глупыми - зачем являться сестре сейчас, коль ничего подтвердить нельзя? Но боится Моника раскрытия этой тайны, боится смерти, что, кажется, уже ожидает за тяжелыми дверьми. Наказание за такой грех одно, она прекрасно знала это, но так надеялась, что эта участь сможет ее обойти. Слишком наивно, но какой может еще быть юная княжна - цветок невинный, которого растили в любви, не показывая суровостей жизни?

- Да, хорошо, - снова всхлип, громкий, но короткий, - я буду откровенна. Только пожалуйста, пообещай мне, Мадда, - она хватает сестру за руки, как за спасительную соломинку. Так цепко, что, кажется, хваткой мертвой, которую нельзя разорвать, - пожалуйста, прошу тебя, не дай мне умереть! Я боюсь смерти, сестра, и понимаю, что это может случиться, если тайна раскроется. Но я не хочу, не хочу!..
Снова крупные слезы катятся по щекам, снова Монику трясет в истерике, не давая сосредоточиться на словах сестры, успокоиться. Глушит теперь княжна рыдания, надеясь, что за дверью не подслушивают, что не окажется там внезапно Марко. Он не должен знать, что они сделали. Опий слишком разум его затуманил, вполне понимает Моника, что это привяжет ее к брату еще больше. Теперь Марко точно ее не отпустит. И, может, раньше она этого не желала, но теперь она готова вынести любые тяготы, лишь бы разорвать эту страшную связь.
Да, она манит больше, чем жажда жизни, сладка она в своей запретности. Но тем не менее, неправильна. Смертельна. Это нужно сделать, рано или поздно.

Обнимая себя руками, пытается княжна успокоиться снова, раскачивается из стороны в сторону, утирая длинным рукавом платья оставшиеся слезы. Слишком напугана она тем, что сама сотворила, не задумываясь о последствиях. И ведь даже не знает она, что будет дальше: выживет ли она, останется ли с ней та жизнь, что зарождается внутри, останется ли сама Моника здесь, в родных стенах, или же покинет их навсегда, чтобы не вспоминать о Марко и тех минутах сладостного уединения. Сможет ли когда-нибудь вообще выйти замуж или же останется навек одна, скрывая тайну страшную, перевернувшую жизнь?
Тихий вопрос слетает с губ. Возможно, думает Моника об этом совсем не вовремя, но ей так хочется, чтобы сестра ее поддержала. Или хотя бы обнадежила.
- Моя жизнь теперь кончена, да?
Поймет ли Мадда ее страхи, не давая Монике остаться с этими демонами наедине?

Отредактировано Monica Graveze (2020-06-09 20:03:11)

+3


Вы здесь » DANCE MACABRE » play with fire » backbone


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно