Маттео принял из рук сидящего слева товарища кожаный бурдюк с вином и сделал два широких глотка. Уксус, разбавленный водой, должен был символизировать столовое вино. Кнут поморщился, но передал пойло дальше, такому же не впечатлившимуся артисту, факиру Рашиду, с которым они совершали первую кражу. Дело приобрело скверный оборот сегодняшним утром, когда напыщенный жрец в длинном платье и с огромным символом веры на всё толстое пузо, окружённый стражей, дал от ворот поворот — буквально. А ведь, насколько мог судить Маттео, театр действительно собирался всего лишь дать выступления. Без краж - ну, по крайней мере, без крупных. Если бы они пощипали кошельки и "погадали на будущее" — это бы не сделало сильной погоды, так, пара ставок на костях, кувшин хорошего вина и, может, кто-нибудь бы провёл ночь не с портовой шлюхой, а с более ухоженной. А теперь оставалось прозябать под холодным ветром и ждать дальнейшего решения. Жонглёр Гастон попытал удачи у городских ворот, но принёс с полчаса назад десяток медяков от благодарной, но совершенно нищей публики — проезжих крестьян, и теперь сидел с мрачной рожей у того же костра, грея руки.
— Заработали, матерей их ети... — раздался тонкий голос Мосли, одного из актёров, который в силу своей внешности играл чаще всего женские роли. Сочетание его внешнего вида, амплуа и частого упоминания, что он кого-то желал бы в постель в грубой форме веселило, наверное, каждого. 
— Я думал, наши договорились заранее, — вторил недовольный Гастон. — Разве нет?
— Наверное, и правда договорились, но не с теми. — Маттео подкинул просохшее полено в огонь. — У жрецов пёс знает что там творится, может, узнал старший, а разговор был с младшим.
Гастон лишь тяжело вздохнул и принял бурдюк из рук Мосли. на безмолвный вопрос, повисший над огнём "что делать дальше" так никто и не ответил. Да и смысла в этом было мало, оставалось ждать решения уже их старшего. По хорошему, Маттео бы сейчас достать свой инструмент да сыграть что-то для поднятия настроения, но на это не было ни сил, ни желания. Да и остальным музыка была сейчас нужна меньше всего. Уставшие после долгого хода по воде и сна на неудобных, забитых сеном, кроватях хотелось отдохнуть пусть в захудалом, но не качающемся на волнах трактире и съесть нормальной горячей еды, а не вот это.
Позади раздался громкий женский голос. Маттео, задумавшийся о чём-то своём, вздрогнул от резкого обращения к нему и повернулся всем корпусом, не вставая с места. Там, за спиной его, то есть, стояла Кочевница, повелительным тоном требовала ответить на абсурдные вопросы. Маттео в карман за словом лезть не стал.
— А то, не видишь, что ли, моей искренней улыбки? — Кнут показательно выставил два указательных пальца и насильно поднял уголки рта вверх. — Люблю, знаешь ли, сидеть без денег!
Тсера, впрочем, не унималась и продолжала, однако всем почему-то было понятно, что она не всерьёз. В конце концов, за без малого кварту года стало понятно, что у "мадам Северини" конфликтов внутри коллектива не очень-то и много, да и те, что есть, скорее вокруг последнего съеденного яблока.
— Твоё бельё? — уточнил Кнут, чем заставил хихикнуть тонким голоском Мосли. Рассмешить последнего - задача не из трудных, достаточно просто сказать какую-нибудь похабную скабрезность. — Ну, только если ты настаиваешь, Тсера...
Встав с бревна, которое служило скамьёй, Маттео поднял воротник тяжёлого войлочного пальто и пошёл вслед за Кочевницей. Вряд ли она на самом деле хотела, чтобы акробат стирал чьи-то портки. тем более, что этим и правда занимались девки. Буквально утром, как только они разбили лагерь. И, будто подтверждая мысль Маттео, Тсера остановила того за руку и вкрадчиво поинтересовалась тем, что он думает о происходящем.
— Ещё бы не слышать, Гастон уже добрую половину часа причитает. — Кнут так же понизил голос, следуя примеру Тсеры. — Ничего хорошего я не думаю, ни про жрецов, ни про безденежье.
И всё же забавно было посмотреть, как и кто судит о ценах. Рашид всегда всё мерил дурманом из Аль-Лафайеля, директор - сухими цифрами, Гастон - женщинами, силач Ганс - вином, сам Маттео - днями на лучшем постоялом дворе, актриса Марийка - платьями, а кочевая Тсера - табунами. Хмыкнув, услышав это, Маттео поскрёб бровь.
— Ну уж не знаю, как всё или не всё в золоте и серебре, когда я при церкви грамоту учил, такого не было, — возразил сперва Кнут, но тут же поспешил добавить, — а вот побрякушки они носят и правда такие, что хватит каждому. Да и собирают они отдельно... Так, стой, ты к чему это?
Конечно, Маттео понял к чему и уже был заранее согласен. Ничего смешнее, чем вытащить у жирного жреца его безделушку быть не могло. Да и ещё что-нибудь прихватить.
— Идёт, но объясняться с директором будешь ты. — Не ломая комедии согласился Кнут. — Осталось влезть внутрь. Скоро закат, можем отвлечь стражу, можем подкупить какого-нибудь крестьянина, чтобы он нас провёз в повозке. Можешь, конечно, соблазнить стражника, но на это уйдёт время. Есть идеи?

Когда Кочевница заговорила, Кнут послушно начал разглядывать сапоги, которые он позаимствовал из сундука с реквизитом. Они были заметно великоваты, к слову, и ходить в них было чудовищно неудобно. Это совершенно точно не обувь для воровских дел, решил ещё в шатрах Маттео, поэтому в большой холщовый мешок, который тоже играл роль в представлении и был пожитками "леди", отправилась пара куда как более удобных сапог. Благо, что одежды с собой брать новой нужды не было, под просторными лохмотьями бесправного судьи отлично помещалось, не выдавая себя, воровское обмундирование. Мысли о сапогах напрочь вытесняли все остальные, как и велела Тсера, а ароматы трав, о которых она говорила, заглушала вонь тряпья, в которое вырядился Маттео. Кстати, а почему Тсера? Церой было бы и быстрее, и удобнее звать. Надо бы спросить, почему так.
Касание вывело из размышлений, ушедших далеко и от сапог, и от имён. Когда Кнут поднимал голову на "ворожею", он с трудом оторвался от жгучего желания припомнить тот похабный стишок с юга, который услышал пяток лет назад. Следуя за кочевницей, Кнут всё-таки на всякий случай помахал ладонью перед лицом вкопанного стража. И правда, столб столбом. Цокнув и пожав плечами, мол, "во даёт!", музыкант проскользнул мимо ворот.
— Ну, теперь я знаю немного больше, — отшутился Маттео. — Например, что тебя слушать не надо вовсе. Погоди, давай-ка найдём закуток. Мне надо переобуться. Ты в порядке? Вот, выпей.
Артист протянул "старшей подруге" небольшой кожаный мех с более-менее приличным вином, после чего они двинулись дальше. Где-то между домами Маттео сбросил свои лохмотья и неудобные потёртые сапоги без подошв — чулки для бедняков, одно название от нормальных сапог. Всё это отправилось в тот же мешок, а оттуда, кроме упомянутой обувки, на свет появилась небольшая откидная сумка на нескольких ремешках и широкий двойной пояс, внутри которого, между слоями, прятались щупы и отмычки. Повязав пояс под дублет на манер кушака и пристегнув к себе сумку, Маттео, наконец, кивнул Тсере и велел жестом следовать за ним.
— Сперва найдём самое высокое и самое сияющее здание в округе, которое не похоже на дворец. Полагаю, что вон тот шпиль ему и принадлежит.
Кнут ткнул двумя пальцами в сторону выдающегося даже с окраины города здания, которое возвышалось над средней руки домишками.
— Раз тут очень любят поговорить про Колесо и перерождения, — продолжал Маттео, когда они с Тсерой шагали по пустынным вечерним улицам. — то, скорее всего, сейчас у них служба или что-то подобное. Это хорошо, потому что тогда настоятель и его ближайшие лизоблюды будут читать их священные каракули местным. Ты пойдёшь внутрь и посидишь, послушаешь, посмотришь за самими святошами. Если всё будет слишком быстро — отвлеки главного. Не знаю, пожалуйся, что у тебя мать померла и тебе грустно. Или что чувствуешь себя не той, кто ты есть. Рассказывать они, скорее всего, будут одно и то же, про смирение и прошлые жизни, можешь точно так же их не слушать. Если всё совсем плохо будет...
Маттео затих, когда впереди показались факелы. Двое скучающих в патруле стражников вальяжно прошли по пересекающей дорогу "театралам" тропе. Кнут, не долго думая, прижал Тсеру к стене и наклонился к её шее, держа одной рукой за талию, а другой упираясь в стену.
— Не обращай внимания на них, они не подойдут, — тихо на ухо прошептал Кнут. Оставалось надеяться, что местные блюстители порядка оставались за гранью строгой морали местных святош.
По счастью оказалось, что так и есть. Один из двух посветил факелом по направлению "зажимающейся" парочки, но лишь цыкнул и ничего не стал говорить вслух. Они с напарником продолжили свой путь дальше. Подождав ещё с десяток тактов, Маттео отпустил Тсеру и махнул ей рукой, как ни в чём не бывало, продолжить путь.
— Я зайду с тобой, но немного позже. Мне нужно посмотреть, как устроено у них всё изнутри. Где ход в кельи, где алтарь. Во что вырядились сами эти боровы.
Маттео оказался прав. Прямо сейчас там шла служба, на которую пришло даже весьма внушительное количество народу. Как и было оговорено, первой вошла Тсера, а уже следом за ней, вновь нарядившийся между делом в лохмотья, Кнут. Храм внутри был не то, чтобы роскошным, но внушительным. Высокие сводчатые потолки, роспись, резные скамьи — вот это всё было понятно. Но что больше интересовало Маттео, так это алтарь, на который были выставлены различные подсвечники, символы циклопоклонников и даже какая-то картина в рамке. Небольшая, но всё же. А ещё глаз Маттео зацепился за стоящую на тяжёлой подставке коробку для пожертвований, на которую был навешан совершенно бестолковый замок. Это можно было разглядеть даже издали, с последней скамьи. Пока все остальные повторяли вслух слова молитв, Маттео прицеливался. Ход в кельи был слишком далеко и на виду. Щипач он был так себе, поэтому поснимать символы святош с них самих он бы не смог. Да и народу было много. Приходилось ждать. Поискав глазами Тсеру, Маттео понадеялся, что она поможет с отвлечением, как надо, когда эта проклятая трижды служба закончится. С другой стороны, всегда можно вернуться через часок-другой...